Через вселенную - Страница 29

— Ты сам знаешь, это не может быть снова он, — говорит доктор. Дальше бормотание, он что-то говорит, но уловить удается лишь одно слово: «невозможно».

— Ат-сам? — Этот странный выговор тоже не помогает расслышать.

— Что — я? — удивляется доктор.

— Ты, — издевка в голосе Старейшины слышна даже через металлическую дверь, — ты, можно сказать, готов был принять его сторону, не отрицай.

— …нелепость, — бурчит доктор. — С таким же успехом это мог быть ты.

Снова низкий гул. Такое ощущение, что Старейшина на самом деле рычит.

— А что? — восклицает доктор. — Старший говорил, ты рассказываешь ему о причинах разлада. Откуда мне знать, может, все это просто какой-то сумасшедший способ испытать мальчика? Что-то там, что-то там, — из-за дурацкой двери слов не разобрать, — как в тот раз.

Голос Старейшины раздается все громче и ближе. Какой-то шум, и прежде, чем я успеваю пошевелиться, дверь распахивается. Доктор натыкается на меня, и на этот раз я и вправду роняю стакан. Он с гулким звуком катится по полу, пока мы трое стоим, молча уставившись друг на друга.

Выражение лица у старика жесткое и сурово.

— Я буду лично контролировать эту… ситуацию, — говорит он, но смотрит на доктора, а не на меня. Одернув тунику, поворачивается к выходу, но останавливается и смотрит на меня. — Не выходи с территории Больницы. Я еще не решил, что с тобой делать.

— Я тут что, в тюрьме? — кричу я ему вслед.

— На этом корабле мы все в тюрьме, — бросает он, уходя.

— Не обращай внимания, — говорит доктор, пытаясь потрепать меня по плечу. Я сбрасываю его руку. — Не станет он тебя никуда выбрасывать.

— Ага. — Что-то не верится.

— У тебя в комнате есть все необходимое. Пока поживешь там. Может, какие-нибудь вопросы?

Он что, правда собирается притворяться, что ничего не случилось? Будто я не слышала, о чем они спорили? Ну, ладно, допустим, всего я действительно не слышала, но и части хватило за глаза.

— Что случилось в прошлый раз? — спрашиваю я.

— В каком смысле? — доктор снова садится за стол и любезно указывает на стул напротив. Плюхаюсь на сиденье.

Он делает вид, что не замечает моего взгляд.

— Да ладно. Рассказывайте.

Принимается поправлять карандаши, которые я вывалила из стакана на стол. Нет, у него точно ОКР. Но с другой стороны… кто знает, тот ли он, кем кажется. Со мной он ведет себя так же отстраненно, как со Старейшиной. Едва ли я ему нравлюсь… но все же он за меня заступился, когда старик начал угрожать выбросить меня в космос. А как он относится к самому Старейшине… Вроде бы уважает, может, даже боится, но при этом придвинулся ближе к двери, когда я пыталась подслушать разговор. Мог он сделать это специально? А теперь… он ждет, что я задам правильный вопрос? Или я просто все это выдумываю?

— Во время прошлого Сезона, — начинает он, — у нас были небольшие проблемы. Но это никак не связано с происходящим сейчас.

— А вдруг связано? Почему вы так уверены?

— Потому что тот, из-за кого эти проблемы тогда возникли, мертв. Еще вопросы?

Он сердится. Может, уже сожалеет о своем обещании не выбрасывать меня с корабля. Он любит порядок, а я уже не раз дала понять, что не похожа на его карандаши, меня так просто на место не поставишь.

— Да, — тон выходит очень враждебный. — Почему меня разбудили раньше срока? Что там произошло?

Доктор хмурится.

— Точно не знаю, — произносит он, наконец. — Но, кажется, тебя кто-то… отсоединил.

— Отсоединил?

— Криокамеры оборудованы довольно примитивными электроприборами, которые следят за температурой и системами жизнеобеспечения. Тебя просто… отключили от источника питания. Выключили. Выдернули из розетки.

— Кто это сделал?! — я вскакиваю на ноги. Рука доктора дергается в сторону пластыря. Я снова сажусь, но дыхание успокоить не удается, и сердце бьется как бешеное. Разговор в коридоре, а теперь еще это… здесь определенно происходит что-то нехорошее. И я оказалась в центре всего этого.

— Пока мы не уверены, но выясним, — говорит он и добавляет так тихо, что я едва слышу: — но у этого человека должен был быть доступ. — Его взгляд упирается в дверь, и я знаю — он думает о Старейшине. Это бред: Старейшине я ничем не мешала, пока не проснулась. Но… зачем вообще кому-то отключать меня? Чтобы убить? Но почему меня? Я ведь второстепенна, как любезно подчеркнул доктор.

И тут все размышления отступают на второй план — в голову мне приходит самый главный вопрос.

— А мои родители? Тот, кто отключил меня, попытается и до них тоже добраться? — вспоминаю, как захлебывалась криораствором, как думала, что утону в том ящике. Не хочу, чтобы это чувствовали мои родители. Если крышки откроют слишком поздно, когда лед уже растает, я рискую потерять их навсегда.

— Возвращайся в свою комнату и отдыхай. Постарайся не думать о плохом. Можешь быть спокойна, твои родители и остальные замороженные — в безопасности. Старейшина за этим проследит.

С сомнением прищуриваюсь. Что-то не очень мне верится, чтобы этот старик сделал все возможное для защиты людей. Он, наверное, подумает, что охрана у криокамер будет «аномалией». И вообще, судя по характеру, с него станется отключить меня просто ради того, чтобы посмотреть, умру я или нет.

Но здесь невозможно думать. Не знаю, что делать. Я совсем не устала, но хочется остаться наедине со своими мыслями. Поэтому я ухожу из кабинета.

Около моей двери горкой лежат растерзанные цветы. Наклоняюсь и поднимаю — они похожи на тигровые лилии, только больше и ярче всех лилий, какие я видела на Земле. Хотя от них мало что осталось, можно было бы поставить их в воду — они все еще красивы и пахнут очень сладко. Но все же, помедлив, я выпрямляюсь и оставляю их лежать в коридоре. Они слишком напоминают мне меня саму.