Через вселенную - Страница 39

К оглавлению

39

— Во второй лаборатории со мной было несколько ученых. Они тоже могли спуститься. Легко. Я не провожал их до дверей. Любой из них мог побывать здесь утром, — бесстрастный голос Дока звучит задумчиво. — Я знаю, о чем ты думаешь, Старейшина, но ты зациклился на этом. Сюда мог спуститься кто угодно. У них у всех есть доступ на уровень, все знают, для чего нужны криокамеры и как они работают.

— Или это мог быть он.

Лицо Дока становится словно вырезанным изо льда.

— Он умер, — в голосе его звучит такая завершенность, что, о ком бы Док не ни говорил, я уверен: он в самом деле мертв.

— Он умер, — рычит Старейшина, прожигая Дока тяжелым взглядом. — Но вот его влияние…

Док стискивает челюсти, сдерживая то лишнее, что чуть было не ляпнул Старейшине.

— В любом случае, — начинает тот, — нужно придумать, как починить камеры. А что до вай-комов… — он умолкает на полуслове, склонив голову, прислушиваясь к своему коммуникатору.

А через несколько мгновений я слышу его тихое рычание:

— Что она делает?

25
Эми

Вернувшись в Больницу, я наконец вздыхаю полной грудью. Сильный, резкий запах дезинфицирующих средств почти успокаивает — по крайней мере, хоть чем-то воздух в помещении отличается от уличного.

Прохожу мимо семейной пары, которая регистрирует пожилого мужчину — наверное, отца. Старик что-то бормочет себе под нос, слишком тихо и неразборчиво — мне не понять из-за говора, но все же ясно, что он расстроен.

— Что с ним? — слышу я скучающий голос медсестры, вызывая лифт.

— У него появились какие-то странные воспоминания, — бесстрастно и монотонно отвечает ей молодая женщина. Я останавливаюсь и с удивлением смотрю на них. Если бы моему отцу понадобился врач, я бы, наверное, переживала посильнее.

Медсестра делает пометку на тонком прямоугольнике из чего-то вроде пластмассы.

— Да, последнее время у стариков это часто бывает.

Мужчина кивает.

— Пришло их время.

Дверь лифта открывается, но я все стою и пялюсь на пару. Он что, имеет в виду время умирать? Нет, быть не может.

— Пойдем со мной, — говорит медсестра старику. Он опирается на ее руку и дает увести себя к лифту. Супруги оставляют его, даже не попрощавшись.

— Подержи лифт, пожалуйста, — говорит медсестра. Я прихожу в себя и протягиваю руку, придерживая дверь.

— У нее странные волосы, — говорит старик. Он глядит на меня пристально, но в голосе не слышно ни следа эмоций.

— Да, правда, — отзывается сестра, заходя в лифт и бросая на меня взгляд. — Док предупреждал, что в Больницу поступила необычная девушка.

— Ну, да. — Как на такое отвечать? Нажимаю кнопку третьего этажа — там моя комната.

— Четвертый, пожалуйста, — медсестра бросает взгляд на светящийся экран на стене лифта. — Скоро наступит время принимать лекарства; если поторопимся, успеем обустроиться в новой комнате, — добавляет она, похлопывая старика по руке.

На третьем этаже лифт открывается, и я выхожу, радуясь возможности сбежать от них. Старику, кажется, давно уже пора было поселиться в доме для престарелых, хоть очень старым он и не выглядит. Но глаза его пусты, на лице отсутствующее выражение. Прямо как у бабушки, когда болезнь Альцгеймера настолько прогрессировала, что маме пришлось отдать бабушку в дом престарелых. Мы навещали ее в последнюю Пасху перед тем, как она умерла, и она подарила мне крашеное яйцо. Правда, она назвала меня маминым именем и не помнила, где находится, но все же подарила мне то яйцо.

Я слабо улыбаюсь старику — в этой улыбке больше от извинения.

Когда я уходила, в комнате для отдыха был только один человек — тот, высокий. Но, как было сказано, пришло время принимать лекарства. В комнате полно людей, а между ними, раздавая бело-голубые пилюли, ходят две медсестры. По неуютной тишине понятно, что только что комната была полна шума и движения — в воздухе дрожат замирающие отзвуки гитары — но я словно бы нажала на паузу. Все замерли, обернувшись ко мне.

— Да, — дружелюбно усмехается какой-то парень, — сейчас будет весело.

За ним, опершись на стекло большого окна, стоит тот самый высокий парень, которого я видела утром. Губы его растягиваются в ухмылке куда более зловещей, чем у первого.

Под прицелом враждебных взглядов я делаю несколько шагов вглубь комнаты.

— Я — Харли, — представляется первый парень. — Так это ты, наверное, новая пациентка!

Одна из медсестер торопливо сует ему три таблетки — одну большую, бело-голубую, и две поменьше, зеленую и розовую. Он глотает их все зараз и, обойдя медсестру, направляется ко мне. Улыбка его становится еще шире.

— Что с вами, народ? — бросает он через плечо. — Это новенькая, Старший мне про нее говорил!

Стоящие возле лифта девушки что-то нервно бормочут, потом начинают переговариваться. По толпе пробегает волна шепота. Большую часть я совсем не понимаю — этот их говор слишком неразборчивый. Но нетрудно догадаться, о чем они говорят. Ощущения точно как у новичка в старших классах: ты видишь, как все пялятся, слышишь, как все шепчутся, и знаешь, что пялятся на тебя и обсуждают тебя.

— Что с ней случилось? — раздается шепот неподалеку.

— Ничего со мной не случилось, — громко говорю я.

— Волосы… — произносит кто-то у меня за спиной. Я резко оборачиваюсь, так, что волосы взметаются позади. Кто говорил, понять нельзя, но они все смотрят на меня — смотрят карими глазами на смуглых лицах, обрамленных темпами волосами.

Высокий облизывает губы. Он даже не скрывает, что пялится.

39