Через вселенную - Страница 42

Эми смотрит на меня. Хорошо, что она не умеет читать мысли. Поковырявшись немного в мясном пироге, который лежит на салфетке у нее на коленях, она отправляет кусочек в рот. Быстро глотает, а остальное выбрасывает в мусоропровод. Видимо, они с Харли ели здесь, а не в больничной столовой. Хорошо. Думать не хочу, как к ней относятся пациенты после того, что сказал Старейшина. Она делает глоток воды из стакана и морщится.

— Что такое? — спрашиваю я.

— Голова болит. Так что, ты мне расскажешь, что такое случилось, что все считают меня уродом?

— Ты ей не сказал?

— Нет, конечно, — ворчит Харли, избивая кистью холст. — Зачем я буду оскорблять ее этой чушью?

Какая-то часть меня радуется, что Эми не слышала слов Старейшины. Но Харли — он всегда был таким, сколько я его знаю, всегда думал, что неведение — лучший способ защиты. Он не понимает, что мы часто воображаем себе вещи куда худшие, чем есть на самом деле.

— Так ты расскажешь?

Я поднимаю взгляд, и глаза Эми затягивают меня.

— Это Старейшина, — начинаю я. — Он послал всем общий вызов о тебе. — Пауза. Она знает, что такое «общий вызов»? — В общем, сообщение. Послал всем голосовое сообщение о тебе, — снова замолкаю не в силах выдержать взгляд ее огромных зеленых глаз. — В основном ложь.

Эми чувствует, что я не решаюсь продолжать.

— Что за ложь?

— Что ты — результат неудачного эксперимента, что ты умственно отсталая. Неполноценная, — снова медлю. — Аномалия.

Хмурясь, Эми переваривает эту информацию. Губы ее кривятся от отвращения — видно, она уже виделась со Старейшиной и представляет себе, что он мог сказать.

В конце концов она вздыхает и снова отворачивается к окну. Харли, выпрямившись, опять принимается за картину. Он пририсовывает грусть ее лицу на холсте.

— Так что, много звезд на небе? — спрашивает он, принимаясь за ночное небо на фоне. Слово «звезды» он говорит с трудом, словно не привык произносить его.

— Миллионы, — отвечает Эми. — Миллиарды.

В голосе ее звучит восхищение.

Харли разбрызгивает по холсту серебряную краску.

— Нет, — говорю я, нагибаясь над картиной, — они рассеяны, а не так плотно друг к другу. Разбросай их пошире. И они разного размера. Одни побольше, другие — просто искорки.

Эффект такой, будто я сделал что-то непристойное. Харли медленно поворачивается ко мне. Эми широко распахивает глаза.

— Ты видел звезды? — голос Харли звучит обвиняюще.

— Я… эээ…

Взгляд Эми впивается в мои глаза. Я знаю — она ищет в них сияние звезд.

— Всего один раз.

— Как? — выдыхает Харли.

— Из двери шлюза. Для сброса мертвых.

Эми резко поднимает на меня глаза.

— Где это? — спрашивает Харли напряженным тоном, и мне вспоминается период, когда он в последний раз был на том, что Док назвал «нисходящей спиралью».

— Не на уровне фермеров.

Харли разочарованно сникает. Он не входит в число немногих избранных, у кого есть доступ к другим уровням: всю свою жизнь он провел здесь, на уровне фермеров.

— А нам можно посмотреть? — спрашивает Эми. — Можно нам посмотреть на звезды?

О да, я хочу их ей показать. Хочу, но не ему, не сейчас, не вместе с ней. Я хочу быть тем, кто вернет Эми ее звезды.

Но что скажет Старейшина? Что он сделает? Со мной… и с ней?

— Нет, — отвечаю я. — Старейшине это не понравится.

Глаза Эми сужаются и превращаются в две нефритовые булавочные головки.

— Я видела Старейшину, — произносит она, и голос ее сочится отвращением.

Харли фыркает, и Эми обращает свой взгляд на него. Для нее в Старейшине нет ничего смешного.

— Великие звезды, что такого он мог сказать, чтобы тебе не понравится? — смеется он.

— Старший сейчас говорил про шлюз, — Эми сдерживает ярость, кипящую внутри, так, как, наверное, человек сдерживает рычащую собаку, которая рвется с поводка. — Он хотел меня в него выбросить, чтобы я не создавала «проблем» на корабле.

Харли по-прежнему смеется.

— Он бы так не сделал!

Эми даже не улыбается.

— Сделал бы, — говорю я. Смех Харли обрывается, он поворачивается ко мне.

— Может, он это сказал, чтобы припугнуть, но он бы никогда не…

— Нет, — прерываю я, собрав в голосе всю твердость. — Сделал бы.

Харли снова набрасывается с кистью на холст, но теперь лоб его нахмурен.

— Он не любит «проблем», — объясняю я Эми. — Не любит, когда кто-то отличается от остальных. Он говорит, что различия — это первая причина разлада.

— Прямо Гитлер какой-то, — бормочет Эми. Что она имеет в виду? Старейшина всегда мне говорил, что Гитлер был для своего народа мудрым и образованным лидером. Может, она хотела сказать, что Старейшина — сильный лидер, как и Гитлер? Вот только построение фразы необычное — еще один пункт, по которому мы непохожи, еще одно различие, которое, уверен, Старейшине бы не понравилось.

До того сидевшая у окна, Эми вдруг вскакивает. Быстро скрутив волосы в пучок, она хватает со стола две сухие кисти и закрепляет его — Харли не успевает даже рта раскрыть — а потом принимается мерить комнату шагами, словно зверь, которому мала его клетка.

Харли снова фыркает, но у меня в голове вспыхивают воспоминания: вот Старейшина идет по нижнему уровню, улыбаясь фермерам и рабочим улыбкой доброго дедушки, а потом поднимается вместе со мной на уровень хранителей, с отвращением огрызаясь на их тупость. Вот он вдалбливает в меня уроки, каждый раз подчеркивая важность контроля. Вот в первые дни моей жизни на уровне хранителей его лицо кривится от отвращения всякий раз, когда я делаю что-нибудь не так, как надо. В моем воображении лицо Старейшины раскалывается на две половинки так же, как, наверное, раскололась и его душа.