— Ак-цЭнт ду-рАц-кЫй, — передразнивает он. Я показываю ему язык, но сама тоже смеюсь.
Несколько капель падают на лицо статуи и сбегают по щекам, словно слезы, оставляя за собой темные дорожки. Я морщусь. Лицо не такое четкое, как можно было ожидать. Такое ощущение, будто его побило непогодой.
— Когда была Чума?
— Не знаю, — отвечает Старший, отходя от статуи. — Надо будет уточнить. Почему ты удивилась, что у нас есть дождь?
— Понимаешь… — я произношу это очень четко и растягиваю, подчеркивая акцент, в наличии которого меня обвинил Старший. Он улыбается шире. — Просто… это ведь на самом деле не дождь. Зачем было делать похоже? Могли бы просто сами поливать цветы из пульверизаторов.
Старший пожимает плечами.
— Это было в изначальной конструкции корабля. — Он замолкает, а потом бормочет под нос: — Биолаборатория…
— Что?
— Я видел в Регистратеке старые чертежи корабля. Изначально уровень фермеров назывался «лабораторией биологических исследований». Мне тогда не пришло в голову, но… Погоду у нас планирует Старейшина. Получается имитация разных погодных условий, с которыми мы можем столкнуться на Центавра-Земле. Схема меняется примерно раз в пять лет. В прошлый раз… в прошлый раз дождь шел раз в месяц. Ученым пришлось помогать фермерам изобретать новые методы орошения. А… — Он так глубоко задумался, что почти забыл обо мне, о том, что я его слушаю. — Когда я был маленький, дождь шел часто. Я помогал копать дренажные канавы. Пастбища постоянно заливало. Еще Старейшина иногда заставляет нас менять всю почву — добавлять или убирать какие-нибудь минералы.
Он поднимает взгляд, но по-прежнему не видит меня.
— На самом деле уровень фермеров — это биолаборатория для исследования возможных условий на Центавра-Земле. В Регистратеке записывают все новые способы борьбы с обстоятельствами. Хотя нет… это не обстоятельства. Это работа Старейшины. Это входит в его обязанности…
— Значит, и в твои, правильно? — вмешиваюсь я. — Ты ведь будешь следующим Старейшиной. — Мне хочется спросить: «Почему он сам не рассказал тебе все это?» Но, наверное, это не самый уместный вопрос. К тому же Старший и так читает его у меня на лице. Он сворачивает на тропинку, ведущую к пруду, и мне ясно: он не знает ответа. Как и у меня, у него есть одни только вопросы.
Я следую по тропинке за ним. По сторонам сгущаются пышные, цветущие кусты гортензии.
Дождь усиливается. Он льет ровно и методично, но все-таки настолько похоже на настоящий дождь, что я откидываю голову, чтобы капли падали на закрытые веки, и позволяю себе притвориться.
— Эта ваша система Старейшин… не понимаю, как она работает.
— А что?
Мы останавливаемся возле пруда, напоминающего размером бассейн у меня в школе. Дальше по дорожке парень с девушкой, смеясь под дождем, плюхаются на скамейку.
— Он — человек жестокий. Его, наверное, слушаются только из страха. — Не хочу вслух признавать, что он и меня запугал, но, кажется, Старший и сам догадывается.
— Старейшина — очень хороший лидер. Я не всегда согласен с ним и с его методами, но они действуют. Этого ты отрицать не можешь.
— Старик — просто диктатор, вот и все, — бормочу я и вдруг замечаю, что Старший усмехается. — Что?
— Мне нравится, что ты называешь его «старик». Большинство людей тут готовы ноги ему целовать.
— Мне он показался козлом. Нет, не просто козлом. Если честно, то редкостным подонком. Я понимаю, он у вас главный, и все дела, но он реально хотел меня убить.
— Может, он и не решился бы выбросить тебя с корабля.
— Да ну?
Старший изучает взглядом цветы у наших ног.
— Ну, может быть. Да. Наверное, решился бы.
Крупным, похожим на тигровые лилий красно-оранжевым цветам, что растут по краю бассейна, достается от меня ботинком.
Парочка на скамейке распалилась не на шутку. Одной рукой парень залез девушке под рубашку, другой — в штаны. Проследив за тем, куда я смотрю, Старший уперся взглядом прямо в происходящее.
— Старейшина говорил, что скоро начнется Сезон.
— Значит, это — Сезон? На людях так себя не ведут. — По крайней мере, раньше не вели. Так вот что получается, когда набиваешь на один корабль кучу людей, или, может, я просто ханжа с устаревшими взглядами?
Старший не смотрит в сторону парочки на скамейке, он смотрит на меня. Дождь льет все сильнее, и я уже подумываю о том, чтобы вернуться в здание, но мне до странности нравится это чувство, будто дождь привязывает меня, роднит с этим местом. Хоть я и знаю, что дождь — подделка, все же ощущения от него, как от настоящего, а мне сейчас отчаянно нужно хоть что-нибудь настоящее.
Сидящие на скамейке невдалеке от нас парень с девушкой используют дождь как предлог для того, чтобы избавится от одежды. Он срывает с нее рубашку, и она выгибает спину, прижимаясь к нему.
— Гадость какая, — говорит Эми.
Хоть эта парочка и наводит на кое-какие идеи, я все же не хочу обсуждать Сезон. Мне хочется знать, чем ограничивается ее ненависть к Старейшине — человеком или должностью.
— Он не так ужасен, — начинаю я. — Старейшина — все же хороший командир. — Делаю шаг в ее сторону. — Да, я знаю, он может и надавить, зато все на борту дружно трудятся и счастливы.
Эми фыркает.
— И ты, значит, тоже будешь ненавидеть всех, кто от вас отличается?
— Тебя я никогда не буду ненавидеть!
Именно ее необычность — рыжие волосы, культура Сол-Земли, то, как она отказалась слепо повиноваться Старейшине, — больше всего заставляет меня ею восхищаться.